Агафонова Е.Б.

ЛЮБИМЫЕ СКАЗКИ В КОНТЕКСТЕ ИССЛЕДОВАНИЯ ЖИЗНЕННОГО  ПУТИ ЛИЧНОСТИ (НА ПРИМЕРЕ ДЕВУШЕК ИЗ НЕПОЛНЫХ СЕМЕЙ)

Владивостокский государственный университет экономики и сервиса 

This work mentions concept of a course of life and methodological aspects of its research. The empirical data received by the analysis of favorite fairy tales of girls  from incomplete families is cited.

Keywords: course of life; the vital scenario; Image of the future; incomplete family; divorce; the loss; favorite fairy tale; symbol; value of a symbol

Эта работа затрагивает понятие жизненного пути и методологические аспекты его исследования. Приводятся эмпирические данные, полученные путем анализа любимых сказок девушек из неполных семей. 

Ключевые слова: жизненный путь; жизненный сценарий; образ будущего; неполная семья; развод; потеря; любимая сказка; символ; значение символа

«Можно даже сказать,

что человек лишь постольку и является личностью,

поскольку он имеет свою историю».

С.Л. Рубинштейн

Жизненный путь как индивидуальная история личности попадает в поле зрения различных наук, а также междисциплинарных исследований. Многогранность предмета изучения не позволяет говорить об однозначной и универсальной методологии. Психологические методы исследования жизненного пути, так или иначе, связаны с  изучением соотношения внешних и внутренних событий жизни. Одна из первых исследовательниц в этой области Шарлотта  Бюлер рассматривала жизненный путь с помощью: 1) изучения объективных условий жизни; 2) изучения истории переживаний, становления и изменения ценностей, эволюции внутреннего мира человека; 3) анализа продуктов деятельности, истории творчества индивида в разных жизненных ситуациях [1]. Ш. Бюлер придавала определяющее значение  роли детства в жизненном пути личности, полагая, что на этой стадии развития закладывается проект всей жизни.

Э. Берн дал определение жизненного сценария как постоянно развертывающегося жизненного плана, который формируется в раннем детстве и в основном под влиянием родителей (родительское программирование). Жизненный путь (реальная история жизни, в понимании Берна) при этом может как соответствовать сценарию, так и быть независимым от него. Социальные детерминанты развития личности в детстве представлены, прежде всего, родительской семьей и особенностями ее жизнедеятельности. Берн говорит также о  том,  что в формировании жизненного сценария  ребенку помогают волшебные сказки [2].

Поэтому для изучения жизненного пути девушек из неполных семей нами были использованы, в том числе, проективные методики, связанные с изложением и рисованием любимых сказок. Целью их применения было:  получить представление об истории личности, актуальном этапе ее развития и образе будущего [3]. По мнению С.Л.  Рубинштейна, в широком смысле все переживаемое человеком, все психическое содержание его жизни входит в состав личности. Но непосредственное отношение к его «я» имеет лишь то, что было им пережито в специфическом смысле этого слова, войдя в историю его внутренней жизни [4]. Сказка, знакомая с детства и вспоминающаяся в данный момент  как любимая, отражает как раз такую специфичность переживания и является проекцией внутренней жизни респондента [5], рассматриваемой как психологическая составляющая жизненного пути [6].    

Исследование и анализ любимых сказок девушек из неполных (материнских) семей мы провели, на сегодняшний день, на следующей выборке. В экспериментальную группу вошли 45 девушек из неполных семей, преимущественно, разведенных (29 человек), а также девушки, потерявшие отца (12 человек) и девушки из семей матерей-одиночек (4 человека). В контрольную группу вошли девушки из полных семей (45 человек). Исследование было проведено на базе ВУЗов г. Владивостока (ВГУЭС, ДВГТУ), все девушки являются студентками дневной формы обучения различных специальностей (как технических, так и гуманитарных). Выборки были уравнены по возрасту испытуемых (от 17 до 20 лет), а также по наличию, полу и (приблизительно) возрасту имеющихся сиблингов.

Полученные данные прошли статистическую обработку с помощью метода углового распределения Фишера.  Однако, несмотря на наличие значимых различий между выборками, затруднительно, на данном этапе, с уверенностью говорить о типичных отличиях, характерных для девушек из неполных семей. Это связано, во-первых, со спецификой работы со «сказочным» материалом, всегда отличающимся большим разнообразием, что Х. Дикманн объясняет «наличием сильного индивидуального фактора» (С. 115). Так, в нашем исследовании 90 испытуемых представили 36 различных сказок.

Во-вторых, тенденции, прослеживающиеся внутри экспериментальной группы, позволяют предположить наличие выраженных различий между вошедшими в нее подгруппами. Кроме того, похоже, что на выбор любимой сказки влияет позиция ребенка в родительской семье (наличие/отсутствие сиблингов). Так, «Золушку» (по общим результатам вышедшую на первое место в экспериментальной группе) выбрали преимущественно девушки, потерявшие отца (5 человек), и девушки, пережившие развод родителей (3 человека). И в том, и в другом случае, это были семьи с двумя или более детьми. «Дюймовочка» же была выбрана только девушками из разведенных семей, являющимися единственным ребенком. Тем не менее, на данном этапе исследования мы можем констатировать, что девушки из полных и не полных семей выбирают в качестве любимых разные сказки (табл. 1).

Таблица 1

Любимые сказки девушек из неполных семей

  Примечание:  * -  уровень значимости р < 0,05

Предварительные и самые общие выводы, которые мы можем сделать на сегодняшний день, могут быть сформулированы следующим образом. В качестве наиболее выбираемых (первое и второе место по ретйнгу) у контрольной и экспериментальной групп оказались сказки, связанные с разными стадиями психосексуального развития. Девушки из неполных семей значимо чаще выбирали сказки, которые можно отнести к латентной фазе (препубертат) и (или) подростковому периоду («Золушка», «Белоснежка и семь гномов»), в то время как в группе девушек из полных семей на первых двух позициях оказались сказки, традиционно ассоциируемые с оральной («Колобок») и анальной («Курочка ряба») стадиями развития.

Безусловно, «сказочный» проективный материал является достаточно многомерным, чтобы допустить прочтение тех же сказок с точки зрения любой из последующих (или предыдущих) стадий. Так, в «Колобке» можно увидеть мотив подростковой сепарации от родителей, а в «Белоснежке» - тему раннего шизоидного расщепления образа матери на позитивный и негативный аспекты.  Трудно, однако, поспорить с тем, что опыт взаимодействия с данными сказками связан с разными возрастными периодами. Таким образом, выбором сказки наши испытуемые, в том числе, бессознательно указывают на значимый для них период их личной истории.

Кроме того,  сказки, наиболее выбираемые экспериментальной группой («Золушка», «Белоснежка и семь гномов»), можно однозначно определить как «женские» сказки, а предпочитаемые сказки контрольной группы («Колобок», «Курочка Ряба») явно имеют более универсальную гендерную направленность. Можем предположить, что  эта особенность связана с тем, что для девушек из неполных семей более актуальной (и более проблемной) является сфера их женской реализации, на что указывают образы и жизненные обстоятельства героинь предпочитаемых ими сказок: униженная и третируемая замарашка - Золушка, чудом получающая возможность поехать на бал; изгнанная и едва не убитая Белоснежка, мужское окружение которой составляют теперь семь горных гномов…

Очевидны параллели между сказочными сюжетами. И «Золушка», и «Белоснежка» начинаются с «отлучки» (смерти) родителя [8], что согласуется с автобиографическим материалом респонденток.  Интересно, что обе героини (в отличие от наших испытуемых) в начале сказки теряют мать, а не отца. Вероятно, стоящая за этим интерпсихическая  реальность может быть следующей. Согласно исследованиям, дети, переживающие потерю одного из родителей, достаточно часто в определенном смысле  «теряют» и второго [9]. Так бывает, когда оставшийся с ребенком взрослый не может справиться с выпавшим ему жизненным испытанием. И тогда на место доброй и любящей матери может прийти злая «мачеха» (если женщина бессознательно проецирует на ребенка вину за разрушение отношений, или выплескивает на него агрессию на соответствующей стадии горевания).

Фигура отца как в той, так и в другой сказке является чисто номинальной.  На интрописхическом уровне здесь можно увидеть мотив нехватки мужского начала, что, очевидно, имеет более универсальное значение и согласуется с базовой проблематикой выбравших сказку девушек.   Финал как той, так и другой сказки отражает определенное восполнение этого дефицита – мужской аспект появляется в образе принца (королевича) и предлагает героине руку и сердце. Характерно, что становление героини как женщины и установление контакта с мужским началом происходит  благодаря работе «злонамеренных» женских аспектов (мачеха, мачеха и сводные сестры). Так проявляется в сказочном сюжете конструктивная функция Тени (как ресурсной составляющей человеческой психики).  Этот уровень толкования, несомненно, может быть полезен в консультировании и психотерапии клиенток из рассматриваемых нами категорий.

На третьем месте как у той, так и у другой группы оказались «женские» сказки: «Дюймовочка» (экспериментальная группа) и «Красная шапочка» (контрольная группа). Обращает на себя внимание, что в обоих случаях сказочный сюжет знакомит нас с семьями, по определению лишенными мужчин (в случае Красной Шапочки это многопоколенная семья). Однако образы главных героинь имеют существенные отличия. Любопытная, общительная, провоцирующая и не слишком осмотрительная Красная Шапочка достаточно точно отражает психологические особенности проживания девочками периода полового созревания.

Образ Дюймовочки, рожденной без участия мужчины, слишком маленькой и хрупкой для огромного окружающего мира, похищаемой, ведомой, зависимой, насильственно отделенной от матери (архетип Персефоны), вероятно, говорит не столько об особенностях проживания того или иного возрастного этапа, сколько о недостатке личностной зрелости, отрицании сексуальной сферы и большом количестве психологических защит.   

Не делая окончательных выводов (ввиду необходимости расширения выборки), мы можем, однако, с достаточной долей уверенности заключить, что используемый нами для диагностики «сказочный» инструментарий соответствует целям и задачам нашего исследования и открывает возможности для анализа широкого круга проблем, связанных с таким глобальным объектом изучения как жизненный путь.  

Литература:

1. Гришина Н.В. Психология жизненного пути // Психологический журнал. 2007. Т. 28, N 5. С. 81–88.
2. Берн Э. Игры, в которые играют люди. Люди, которые играют в игры. -М., 2008. – 576 с.
3. Абульханова К.А, Березина Т.Н. Время личности и время жизни. – СПб., 2001 – 304 с.
4. Рубинштейн С.Л. Основы общей психологии. - СПб., 2000 – 712 с.
5. Зинкевич-Евстигнеева Т.Д., Тихонова Е.А. Проективная диагностика в сказкотерапии. - СПб., 2003. – 208 с. 
6. Логинова Н. А. Жизненный путь человека как проблема психологии // Вопр. психол. 1985. № 1. С. 103 - 109.
7. Дикманн Х. Юнгианский анализ волшебных сказок.- СПб., 2000 – 256 с.
8. В.Я. Пропп. Морфология «волшебной» сказки. Исторические корни «волшебной» сказки  (Собрание трудов В.Я. Проппа).– М.,1998. – 512 с. 
9. И.А. Фурманов, Н.В. Фурманова. Психология депривированного ребенка. М., - 319 с.