УДК 81'25

Валеева Н.Г.

НОРМАТИВНЫЕ КРИТЕРИИ СТРАТЕГИИ ПЕРЕВОДА 

Российский университет дружбы народов

Social and functional character of translation is studied in the work. The variation of the norm of translation in different cultures and at different translation schools is analysed. The norm of translation in the frame of communicative and functional, cultural and cognitive paradigm is determined.

Keywords: translating standard, variation, communicative and functional,  cultural and cognitive criteria.

В работе рассматривается социально-функциональная природа нормы перевода. Анализируется вариативность нормы перевода в различных культурах и переводческих школах. Определяется норма перевода в рамках коммуникативно-фyнкциональной и культурно-когнитивной парадигм.

Ключевые слова: норма перевода, вариативность, коммцуникативно-функциональные и культурно-когнитивные критерии

      Проблема нормы и качества перевода, как и многие другие проблемы теории перевода, поднималась неоднократно на протяжении всей истории переводческой деятельности. И хотя данная проблема решалась неоднозначно, однако можно отметить, что в основе тех или иных критериев оценки перевода, выдвигаемых отдельными исследователями перевода или представителями переводческих школ, сколь разнообразными они ни были бы,  прослеживается функциональная направленнось. Функциональная направленнось проявляется в том, что норма перевода отражает те цели, которым служит переводческая деятельность в данную конкретную эпоху и в данном конкретном социуме, и в данной конкретной культуре и те причины, по которым текст перевода создается именно тем или иным образом как речевое произведение. Норма перевода отражает общепринятые взгляды на цели и задачи перевода в данный конкретный момент времени (с исторической точки зрения). «Социальная норма перевода представляет собой совокупность наиболее общих правил, определяющих выбор стратегии перевода. Эти правила, в конечном счете, отражают те требования, которые общество предъявляет к переводчику» [1]. 

      Понятие нормы, будучи относительно устойчивым в определенную эпоху, в исторической перспективе является относительно подвижным. Не будучи раз и навсегда заданными, нормативные требования перевода варьируются от культуре к культуре, от эпохи к эпохе и от одного вида перевода к другому.

      На самых ранних этапах переводческой деятельности проявлялись две разные тенденции. Исследователи полагают, что уже 2000 лет, со времен великого писателя и оратора Рима Марка Тулия Цицерона (106-43 гг. до н.э.), первым противопоставившим вольный и буквальный перевод, переводчики спорят, какой из них предпочтительнее, вольный или буквальный, и что следует понимать под вольным и буквальным переводом.

      Первая тенденция – тенденция буквального перевода связана с переводом богословских сочинений, и в первую очередь, Библии. Рассматривая данные сочинения как священные, как «слово божье», где не только каждое слово, но и порядок слов есть таинство, переводчики-богословы стремились к максимально дословному буквальному переводу Священного писания, то есть созданию текста перевода как сложного иконического знака. «Буквализм ранних переводов Библии проистекал… не столько из сознательного теоретического принципа, сколько из пиетета, из «трепета» перед библейскими текстами» [1]. 

      Второе направление связано с переводом светской литературы. В переводе светских сочинений с античных  времен доминировал вольный (свободный) перевод. Первым защитником вольного перевода выступил Цицерон. В предисловии к переводу речей Демосфена и Эсхила «О венке» с греческого языка на латинский он пишет: «…я не счел необходимым передавать слово словом, но я сохранил смысл и силу слов… и если мы не перевели все слова греческого текста, мы постарались воспроизвести смысл» [2]. Анализ истории перевода показывает, что противоречивость в понимании нормы перевода, правил перевода существовала всегда. Английский исследователь Т.Сэвори при попытке свести воедино требования, предъявляемые к переводу различными авторами, получил целый список взаимоисключающих принципов,  отражающих изменчивость переводческой нормы.

Таблица 1

Взаимоисключающие принципы перевода

[3].

      Вариативность переводческой нормы в исторической перспективе отражает результат своеобразия социально-исторического развития каждого отдельного социума, каждой национальной культуры. Социально-исторические условия обуславливают как состояние словесности нации, например, период становления, формирования  национального литературного языка или его расцвета, так и соответствующие этому состоянию представления общества о корректности, правильности или изяществе перевода. Именно от этих представлений и зависит  допустимость переводческих вольностей под воздействием религиозной, или политической  цензуры,  то есть сознательное отклонение от оригинала, его преобразование, существенное изменение [4].

      Например, широко известен тот факт, что практика крайней формы «украшательского» перевода получила особое распространение и теоретическое обоснование у французских переводчиков восемнадцатого века. Считая себя единственными обладателями совершенного вкуса, представители переводческой школы «прекрасных неверных» «украшали» перевод до такой степени, что опускали то, что считали лишним, неудачным, изменяли содержание, фабулу произведения, добавляли ту информацию, которую считали необходимой. Произведения Шекспира и Сервантеса были для них «варварской» литературой, которую, в соответствии с их представлениями о норме перевода, они считали возможным перекраивать в угоду «совершенным» вкусам французской публики.

       Для русских переводчиков XVIII века также характерны многочисленные переделки - «склонение на русские нравы» (замена иностранных имен на русские, замена бытовых деталей, обстановки действия) [5]. Та же тенденция прослеживается и в XIX веке, о чем свидетельствуют, в частности, концепция перевода В.Г.Белинского. Он признавал два «рода» перевода. «… Их должно быть два: один, имеющий целью по возможности замену подлинника и в художественном, и в историческом, и в литературном отношениях; другой, имеющий  целью ознакомление публики с великим драматургом» (речь идет о пьесах Шекспира). Второй род перевода служит как бы промежуточной ступенью и нацелен на просвещение и формирование вкусов публики, поскольку большинству публики Шекспир пока не доступен в настоящем своем виде. «Переводчик должен строго сообразовываться со вкусом, образованностью, характером и требованиями публики. Вследствие этого… он не только имеет право, но обязан выкидывать все, что непонятно без комментария… для уразумения чего нужно особенное изучение… Если бы искажение Шекспира было единственным средством для ознакомления его с нашей публикою – и в таком случае не для чего было церемониться; искажайте смело, лишь бы успех оправдал ваши намерения»  [6].        

      Другим примером функциональной предопределенности  социального характера нормы перевода, ее функциональной прагматики могут служить требования переводческой цензуры религиозного характера. Религиозная цензура проявлялась, главным образом, при столкновении культур, отличавшихся ярко выраженной конфессиональной направленностью. Об этом, в частности, свидетельствуют факты соприкосновения христианского и мусульманского мира в период Средневековья. Широко известные сюжеты подвергались то христианизации, то исламизации в зависимости от того, для какой аудитории соответствующая версия предназначалась. Показательна в этом отношении пользовавшаяся большой популярностью в средневековом мире дидактическая повесть «Стефанит и Ихнилат», восходящая к индийскому сборнику притч «Панчатантра», пересказанному по-арабски под названием «Калила и Димна», а затем переведенному на греческий язык и воспринятому многими литераторами. Хотя упомянутые повести не являются собственно христианскими, но в переводах им был сообщен настолько сильный назидательный характер, что, будучи формально светскими, эти книги все же стоят ближе к христианской литературе [7].  

     «Переводческая коррекция», «переводческое соавторство» в тексте перевода имеет место и тогда, когда при передаче исходного текста наблюдается столкновение автостереотипа (представления адресата перевода о себе) с гетеростереотипом (представлением автора оригинала об адресате перевода). Примером может служить следующий факт. При переводе трактата С. Пуффендорфа, в котором давались характеристики народам Гавриила Бужинский (один из сподвижников Петра I)  опустил описание представления автора о русских, не совсем лестное для национального самолюбия. Интересной была реакция государя на переводческую вольность.  Не найдя данного описания, «государь с гневом обратился к переводчику: «Глупец, что я тебе приказывал сделать с этой книгой?»  «Перевести», - отвечал тот. «Разве это переведено, - возразил царь. – Тотчас поди, - прибавил Петр, - сделай, что я тебе приказал, и переведи книгу, как она в подлиннике есть» [7].  

      Своеобразным проявлением функциональной нормированности перевода может служить и переводческая цензура политической направленности, выражающаяся в идеологизации перевода.

     Современное переводоведение, как и предшествующие переводческие школы, исходит из функциональной направленности перевода. При этом разработка вопросов теории перевода и, в частности, вопроса нормы перевода, ведется в рамках коммуникативно-функциональной и культурно-когнитивной парадигмы. Коммуникативно-функциональные и культурно-когнитивные нормы перевода выступают в качестве «фильтров», которые ограничивают произвол переводчика и устанавливают пределы отклонений от текста оригинала. Согласно данным критериям текст перевода должен удовлетворять ряду требований.  Во-первых, текст перевода должен сохранять коммуникативную цель и коммуникативный эффект исходного текста. Во-вторых, текст перевода должен в максимально возможной мере опираться на семантико-структурный параллелизм контактирующих языков при воссоздании исходного текста в тексте перевода. При отсутствии семантико-структурных аналогов должен использоваться принцип коммуникативной эквивалентности при воссоздании элементов, фрагментов оригинала в тексте перевода. В-третьих, текст перевода не должен содержать переводческих вольностей. Культурно-когнитивные расхождения, выявленные в процессе перевода, должны преодолеваться в рамках переводческих трансформаций.

Литература:

1. Швейцер А.Д. Теория перевода: статус, проблемы, аспекты. – М.: Наука, 1988. – С. 19
2. Гарбовский Н.К. Теория перевода. – М.: Изд-во Моск. Ун-та, 2004. – с. 69
3.   Комиссаров В.Н. Современное переводоведение. – М.:ЭТС, 1999. – С.107-109.
4. Валеева Н.Г. Теория перевода: культурно-когнитивный и коммуникативно-функциональный аспекты. – М: Изд-во РУДН, 2010.- С. 102-103
5. Федоров А.В. Русские писатели и проблемы перевода // Русские писатели о переводе XVIII –ХХ вв. / под ред. Ю.Д. Левина, А.В. Федорова. – М.: Русский писатель, 1960. – С. 9
6. Белинский В.Г.  Теория художественного перевода. Проблема переводимости // Русские писатели о переводе XVIII –ХХ вв. / под ред. Ю.Д. Левина, А.В. Федорова. – М.: Русский писатель, 1960. – С. 197-198
7.    Хухуни Г.Т. Валуйцева И.И. «Переводческая цензура» и ее проявления  // Межкультурная коммуникация и перевод. Материалы V межвузовской научной конференции. Москва 26 января 2006 г. – М.: МОСУ, 2006. – С. 33-38