Мороз Т.И.

СИМВОЛИЧНОСТЬ МУЗЫКАЛЬНОГО ОПЫТА

Кемеровский государственный университет культуры и искусств

 В докладе рассматривается музыка как особая символическая форма. Музыкальный опыт интерпретируется как обладающий характеристиками символического постижения мира.

Ключевые слова: музыкальное искусство, музыкальный опыт, культура, символ

In the report music is considered as the special symbolical form. Musical experience is interpreted as possessing characteristics of symbolical comprehension of the world.

Key words: musical art, musical experience, culture, a symbol

Музыка, как и весь исторический ход развития данного вида искусства, предстают как неотъемлемые части общекультурного процесса. И музыкальный опыт, в котором музыка обретет свое существование и раскрывается как мир смыслов, в значительной степени определяется культурно-историческим контекстом. Вместе с тем, следует пристальнее рассмотреть специфически музыкальный опыт как особый культурный феномен, который оказывается не только способом постижения культуры, но и выполняет культуротворческую функцию.

Как известно, исходной точкой в вопросах культуры всегда оказывается человек. Музыкальный опыт, как опыт внутренний, с присущими ему специфическими свойствами и закономерностями, активизируя «сущностные силы человека», способствует действенному включению в человеческое бытие и постижению через непосредственное переживание исходных смыслов духовной культуры. Музыкальный опыт вскрывает пласт предельных содержаний человеческого бытия и пробуждает то начало, посредством которого возможно постижение Высших смыслов, рождая новое понимание себя, мира и своего места в нем.

Подобного рода постижение смысловой сущности жизни обретает свое выражение в символических формах. Символы, пронизывая культурный континуум, выступают «механизмом единства культуры» (Ю. М. Лотман) в целом. Но прежде чем рассмотреть специфически музыкальный опыт в аспекте символичности, следует остановиться на понимании символа.

Символ оказывается достаточно сложным онто-гносеологическим феноменом. Отличаясь от иных средств выражения, изображения или обозначения, согласно мысли Ю. М. Лотмана, символ выступает конденсатором всех принципов знаковости и одновременно выводит за пределы знаковости [1, с. 249].

Обладая мощным смысловым зарядом, особой смысловой глубиной, символ несет в себе некую «динамическую тенденцию», в которой и заключена столь мощная сила символа. Переживание символа рождает непередаваемое и непереводимое, необъяснимое чувство целостности. Рожденные из непосредственного переживания во внутреннем опыте, символы оказываются выражением содержаний, недоступных поверхностному уровню сознания, но экзистенциально значимых. Постичь смысловое содержание символа одним усилием ума невозможно. Человек должен их пережить в себе.

Искусство, наряду с философией, наукой, религией, выступает в качестве одной из форм символизации. Но в процессе символизации различные искусства проявляют свою природу по-разному. Символ предназначен не только для обозначения, но и выявления непостижимого в чувственно воспринимаемом. В связи с этим, звучание оказывается наиболее идеальным, «чистым» воплощением символа. Еще Ф. В. Й. Шеллинг в «Философии искусства» определял звучание как «первоначальное обличение бесконечного в конечное». Само звучание музыки оказывается символом иного. Музыкальная материя не исчерпывается только звуковым явлением. Среди различных подходов в осмыслении музыкального искусства прослеживается традиция выделения «звучащей» и «незвучащей» основ в бытии музыки. Представителями данной традиции (Р. Ингарден, Н. Гартман, А. Ф. Лосев, М. Аркадьев) в основе музыкального процесса усматривается некий глубинный слой, который, отличаясь от физического звучания, оказывается его фундаментальной причиной – «незвучащий экспрессивно-пульсационный континуум» (М. Аркадьев) [2]. Выступая онтологической формой «музыкально становящегося смысла», в отличие от эстетической – «звучащей», по мысли А. Ф. Лосева, представляя собой трудно уловимое и в большинстве случаев трудно обозначаемое, открывающееся лишь в переживании, данная «незвучащая» материя музыки как особый внутренний слой оказывается самым важным – глубинной сущностью музыкального процесса [3].

 Специфика предмета в каждом виде искусства накладывает свой отпечаток и, прежде всего, в той или иной мере выявляет изначально заданный в символе живой тип связи – «нераздельности и неслиянности». В музыкальном опыте невозможно и недопустимо отчужденное понимание – только постижение путем вовлечения в постигаемое. Н. А. Мусхелишвили и Ю. А. Шрейдер отмечают, что при постижении происходит не схватывание идеи через текст, но проникновение с помощью текста в новые пласты реальности. «Эта реальность постигается не только с помощью текста, но с помощью некоторого устанавливающегося “поверх” воспринимаемого текста потока сознания, устанавливающего “мост” между “я” постигающего и постигаемой реальностью. В момент постижения, в акте существования “моста” субъект оказывается нераздельным с постигаемой реальностью и одновременно неслиянным с этой реальностью» [4, с. 50]. Постижение всегда осуществляется в пространстве внутреннего опыта – «внутренней первичной реальности», которая находится в совершенно ином измерении бытия, нежели вся объективная действительность, том первичном слое человеческого Я, выступающего его основой, глубиной и полнотой.

Как отмечал К. Г. Юнг, определить является ли предмет символом или нет, возможно по установке наблюдающего сознания, обуславливающей протекание психического процесса в целом [12, с. 554]. Установление особого ракурса в постижении музыки – не путем сравнения двух несвязанных между собой миров (мира звуков и мира внутренних реалий), а на единой динамической структуре, свидетельствует, что музыкальный опыт осуществляется при установке сознания во внутрь. Это приводит к изменению характера восприятия и образование «единого поля существования и взаимодействия» воспринимающего с воспринимаемым, где все изменения в объекте воспринимаются как изменения собственного состояния. Музыкальный опыт вскрывает тот уровень, на котором изначально это единение присутствует, а затем выявляется на физическом, физиологическом, психологическом, социальном уровнях, выступающих условиями для возникновения и восприятия музыкального феномена. Реальное восприятие музыки на физическом и физиологическом уровне выражается в совпадении ритмов протекания процессов музыкальной динамики и внутренних процессов в человеческом организме, согласованности изменений в обеих системах. В психосоциальном отношении восприятие музыкального произведения представляет собой своего рода «подтверждение» совпадения тех смыслов, что несет в себе музыка, и тех, что живут в душе слушателя. В духовном плане – это высшее слияние, при котором сознание становится в полном смысле слова самосознанием; оно углубляет понимание себя, считывает скрытые в собственной душе предельные значения.

Музыкальный образ – это, прежде всего, «чистый» символический образ, отличающийся живой цельностью переживаемого содержания сознания. Подобно тому, как невозможно создать живой, наполненный значением символ из знакомых сочетаний, согласно мысли К. Г. Юнга [12, с. 556], музыкальный образ состоит из таких элементов-признаков, которые не поддаются словесно-понятийному обозначению, скорее выражаются с помощью непосредственных переживаний. Порождение их связано с работой образного мышления, но вызванное не только наглядными представлениями чувственного мира, а в первую очередь, связано с активностью «имманетно-внутренней чувственности», «внутренней жизненной подвижности» (А. Ф. Лосев). Эта система предоставляет данные, характеризующиеся без-образностью, абстрактностью, находящиеся вне модальностей, как то, что не является ни мыслью, ни чувством, ни образом, и лишь на следующих этапах трансформации приводит либо к мысли, либо к образу. В подобной попытке «зримого» выявления словесно не передаваемых, но «прочувствованных» глубинных пластов особую роль обретает процесс осознанного, целенаправленного извлечения более глубокого смыслового содержания через сознательное утончение всей психофизической системы восприятия.

Непосредственное, очевидное и достоверное, обретаемое в пространстве внутреннего опыта, по линии реализации транслируется и проявляется в виде внутренних образов и представлений, облекаясь различными структурами многоуровневого контекста. Подобно символам, которые обретают смысловую глубину в контексте других символов, намечая различного рода связи по «вертикали» и «горизонтали», обнаруживаемые в результате музыкального опыта содержания «обрастают» различными контекстуальными связями на индивидульно-психологическом, социально-культурном, историко-культурном, общехудожественном уровнях. Они выступают в качестве поверхностных «логических» знаний - выразительных возможностей музыкальной фактуры или гармонии, представлений о семантических пространствах системы стилей, своеобразии музыкальных жанров, знанием норм музыкального языка и т.п. Но вместе с тем в этом логическом знании всегда присутствует некий «остаток» - то «незримое изначальное ощущение» - «живой символ», пронизывающий поверхностные смыслы и оживляющий их. В динамическом потоке постижения музыкального целого мы пребываем в его власти, сохраняя в своих глубинах как некую константу, с которой сверяются все наши рациональные открытия, вокруг которого организуется новый опыт, от которого всякий раз свершается новый поиск более глубоких пластов содержаний. Наличие этого неформализуемого, но сущностного пласта обретаемого в музыкальном опыте для музыканта оказывается наиболее значимым «живым началом», выступающим «точкой перехода», через которую всякий раз совершается обратное вхождение в живое музыкальное бытие.

Символ всегда есть образование, имеющее сложную природу, включая данные, поставляемые всеми психическими функциями. Музыкальный опыт актуализирует такой пласт восприятия и мышления, который обеспечивает проникновение в сферу сознания «запороговых» импульсов как содержаний скрытых слоев сознания. Как известно, бессознательные процессы очень редко самостоятельно выходят к границам сознания. То психическое и психологическое напряжение, возникающее в музыкальном опыте, о чем свидетельствуют данные психологических исследований, заметки музыкантов, композиторов, способствует выведению к поверхностным уровням сознания скрытую динамику глубинных процессов. Процесс аффицирования – «возбуждения» -  обостренной внутренней и внешней системы восприятия путем нейтрализации логических структур и многих сознательных установок, блокирующих опыт расширенного восприятия, способствует преодолению порога сознания, высвобождая путь в сферу глубинных структур – оснований душевной жизни человека. Таким образом, музыкальный опыт оказывается сопряженным с изучением внутреннего глубинного потенциала человека, с тонкочувственным восприятием своей внутренней природы. Он выявляет, делает «зримым» (для внутреннего взора), «осязаемым», прочувствованным и проживаемым наиболее глубинный, бытийный пласт, скрытый множеством «напластований» иных форм опыта, недоступный в реальном обыденном существовании человека. Вскрывая базисный слой сознания, он открывает выход к глубинным жизненным корням человеческого существования. Именно в этой сфере – в глубине жизненного опыта и рождается самое важное и существенное для нас. К этой глубине ведет символ.

Литература:

1. Лотман Ю. М. Семиосфера: Культура и взрыв. Внутри мыслящих миров. Статьи. Исследования. Заметки (1968 – 1992) / Ю. М. Лотман. – СПб.: Искусство, 2000. – 703 c.
2. Аркадьев М. Креативное время, «археписьмо» и опыт Ничто // Логос. – 1995. - № 6. – С. 164 - 179.
3. Лосев А. Ф. Музыка как предмет логики // Лосев А. Ф. Форма – Стиль – Выражение / Сост. А. А. Тахо-Годи; Общ. ред. А. А. Тахо-Годи и И. И. Маханькова.  – М.: Мысль, 1995. – С. 405 - 603.
4. Мусхелишвили Н. А., Шрейдер, Ю. А. Метапсихологические проблемы непрямой коммуникации // Когнитивная эволюция и творчество. – М., 1995. – С. 33 - 54.
5. Юнг К. Г. и др. Человек и его символы / Под общ. ред. С. Н. Сиренко. – М: Серебряные нити, 1998. – 368 с.